Skip to content
Яндекс.Метрика

Григорий Шаталов

Комната Шаталова ничуть не отличалась от той, которая досталась Дмитрию: типовой гостиничный номер на двоих, тесный, но со всеми удобствами. Кондиционер в окне, две тумбочки возле кроватей, застеленных цветастыми покрывалами, шкаф для одежды. На столе с полированной поверхностью аккуратной стопочкой лежали тетради. Из окна виднелся хаотичный рельеф гор в белых и зеленых мазках, вносящих в пейзаж приятное разнообразие. В нем не хватало солнца: капризное светило уже отправилось на покой.

Григорий сидел на стуле и натирал распухшее колено целительной мазью. При этом он насвистывал что- то лихое, казачье, как и подобает воину в перерыве между битвами. Увидев Дмитрия, вскочил, с чувством пожал протянутую ему руку.

– Садись, гостем будешь.

– В такую погоду здесь киснуть?! – пойдем лучше на улицу, – настойчиво позвал Дмитрий. – Там такая благодать – словами не опишешь!

Спустившись по лестнице, они прошли по просторному вестибюлю мимо декоративного уголка, искусно вылепленного из кактусов и цветущих растений с пикообразными, как у лилий, листьями. Вахтенный дежурный, с лицом и фигурой каменного идола, перелистывал страницы журнала «Телохранитель». Заметив идущих курсантов, скользнул по ним скучным взглядом и снова уткнулся в журнал: описание ковбойской техники и трюков было куда интереснее. Где–то наверху, на втором этаже, послышался знакомый мелодичный голосок и тут же пропал. «Помощница Левитана», – подумал Дмитрий и взглянул на товарища. Но Григорий не отличался столь чутким слухом.

За стеклянными дверьми здания, сразу же после крыльца, начинался совсем другой мир, насыщенный своими собственными звуками и ароматами. Он радушно принял их, обволакивая запахами смолистой хвои, настоянной на крепком озоне. Зигзагообразные очертания гор резко выделялись на густеющем фоне неба, в котором уже, как на фотографии, начинали проявляться крупные звезды.

Григорий рассказывал о своей станице, о житье – бытье казачьего племени, живущего по соседству с ингушами.

– Короче, у нас у каждого в доме теперь есть оружие, вплоть до снайперок, – откровенничал он, – и высокими заборами все огородились. Жизнь заставила. Что ни день – то похороны. И гибнут все молодые, честные. Таких в первую очередь стараются вырубить враги, используя древний принцип истребления чужой элиты, уничтожения качества. Вот и приходится защищать самих себя.

– А как ты попал к чеченцам? – спросил Дмитрий.

– Интуиция подвела. Сам себе простить не могу. Короче, купился на смазливую бабу – будь она проклята! На похоронах наших милицейских ребят с ней познакомился.

– Каких похоронах?

– Станичный опорный пункт перестреляла какая- то банда головорезов. Переоделись, мерзавцы, в камуфляж, подъехали ночью на «КАМАЗе», вроде как свои армейцы. А потом тех на сводной заставе, кто были ингуши, выпустили, а остальных всех в расход пустили, и русских, и осетин. Об этом в российской печати ни словечка не было, впрочем, как и на телевидении.

О подобных случаях Дмитрий был наслышан, но промолчал: зачем напрасно сотрясать воздух взрывом эмоций? Лучше действовать, жестко и справедливо.

– Ну, а с девчонкой что получилось?

Григорий вспыхнул.

– Представилась корреспонденткой, сука. Дала адресок во Владикавказе. Короче, намекнула, что живет одна и прямо- таки мечтает встретиться со мной в другой обстановке. Я и клюнул, как дурак.

Григорий замолчал, нервно растирая в пальцах сорванный молодой отросток с пихтовой ветки.

– Приехал, значит, к ней, встретились, выпили. А там тебе подсыпали в бокал какой- то снотворной дряни,- продолжал вместо него Дмитрий, искоса поглядывая на товарища.

– Откуда тебе известно, майор?.. Поймали кого- то, кто этим занимается? – в голосе Григория забрезжила надежда: хотелось, видать, отомстить обидчикам.

– Моделирую типичную ситуацию,- признался Дмитрий.

Некоторое время они шли молча по ухоженной асфальтированной дорожке, потом углубились по тропинке в таежные дебри, почти не пострадавшие от благ цивилизации. Высоченные темные ели делали пейзаж мрачным и таинственным. Под ногами похрустывали прошлогодние шишки, многолетние слои опавшей хвои были скользкими и могли легко воспламениться – не зря в некоторых местах на территории тайги белели таблички с предупреждающими надписями: «Не курить!».

Тропинка то резко брала вверх, то круто сбегала вниз, к оврагу или ручью. Над головой Дмитрия качнулась ветка. Он увидел распростертое в стремительном прыжке ловкое тельце белки. Скакнув, куда хотелось, зверек исчез, зарывшись в спасительной колючей броне.

– Ну, а сюда кто тебя направил? – допытывался Одинов, хотя нетрудно было догадаться: помощнику станичного атамана запросто могли предложить учебу друзья из вышестоящих казачьих кругов.

– Короче, был у нас казачий круг. Ну, пригласили мы на него, кого следует, гостей из столицы позвали. И вот гости- то эти нам и сказали, что есть, мол, место, где знают про систему выживания, которой владели казаки- разведчики, пластуны, – не сразу ответил Шаталов. – Ну а в казачьих кругах об удали этих молодцев ходят легенды! Они умели подниматься по отвесным скалам и зависать в прыжке, чтобы подготовиться к неожиданному удару, не горели в воде и знали тайну живой воды. Впрочем, возможно, больше половины здесь вымысла, а чего- то, возможно, самого главного, не хватает. На моей родине сейчас никто толком не знает, какой была истинная система. Помнят только название – Великий СПАС. И больше ничего. Утеряны корни, нет учителей. Короче, подумали- подумали станичники и решили, что я должен овладеть утерянным знанием. Оно нам в нашей борьбе пригодится, чтобы уцелеть и стать сильнее. Поговорили наши старики с гостями уважаемыми – и вот я здесь. Ну, а ты как сюда попал? И главное, с какой целью? – в свою очередь спросил Григорий.

– Надеюсь стать профессионалом самого высокого, элитного уровня. Военные роботы, с минимумом извилин в мозгу и шварценеггерскими мускулами уходят в прошлое. Сила и отвага должны действовать в одной связке с разумом и подкрепляться чем- то более крепким и надежным, чем слепое исполнение приказа.

Дмитрий помедлил: углубляться в тему не следовало, поскольку перед ним был человек не подготовленный, хотя и жаждущий новых знаний. Поэтому ненавязчиво увел разговор в сторону. Вспомнили освобождение Григория и его напарника из плена, а точнее, из рабства. Григория чеченцы еще не успели покалечить – он провел в их лагере слишком мало времени и послал о себе первую весточку станичникам, пообещав бандитам, что казаки соберут для него выкуп. А вот напарника порезать успели: откромсали палец на ноге прямо на глазах у Григория.

– А он откуда родом? – спросил Дмитрий.

– С Пятигорска. Короче, его родственники написали, что у них нет денег для выкупа, вот чеченцы и оттяпали ему палец, чтобы послать им на память. Грозились, что каждый раз будут присылать по следующему пальцу.

– С чего они взяли, что у них есть деньги?

– Ни с чего. Ни у него самого, ни у его родни и в помине никаких денег не водилось. А эта нелюдь в завершение просто убила бы человека и выслала бы его родне видеозапись его мучений. Они это могут.

Повисла тягостная пауза. Григорий заметно разнервничался.

– Слушай, майор,- вдруг перешел на полушепот. – Я привез с собой немного горючего. Нашей, станичной самогонки. Короче, давай пропустим по чарочке? Раны души требуют.

– Удержись, друг, – строго отрезал Одинов. – Легче тебе не станет, а беду себе точно наживешь. Как бы внутри ни жгло, как бы ни кровоточило – терпи. Другим тоже не сладко. Не за тем мы сюда приехали, парень.

Шаталов сконфуженно потупился.

И, чтобы помочь ему выйти из неприятной ситуации, Дмитрий спросил помягчевшим голосом:

– Девчонка–то у тебя есть? Красавица – станичница с косой по пояс?

Григорий усмехнулся.

– А то как же! Да что толку, коли так далеко? – И продолжал, уже совсем оттаивая: – Короче, видел я здесь одну красотку. – Он принялся описывать аппетитные выпуклости, которые успел угадать- разглядеть у нее через обтягивающую одежду.

– Постой. Ты имеешь в виду помощницу Левитана? – словно невзначай поинтересовался Дмитрий, впрочем, уже зная ответ.

– Кого? Левитана?! – Шаталов зашелся хохотом. – А что? Хорошая кликуха! Но ты молоток, угадал: по ней, окаянной, сохну. Зазнобушке сердца моего. Молвила, что зовут Глашей.

Потом застеснялся собственной неестественности, произнес обыкновенным голосом:

– Это я так. Шуткую, короче. После чеченского плена все никак в себя не приду. Как с того света вернулся. Вот и веду себя невпопад. Порой всякую чушь порю – от радости, что оттуда вырвался. А почему вы тогда вдруг свернули операцию? Надо полагать, не из–за меня же вы полезли в горы под пули чеченские?

Одинов нехотя кивнул. Отряд действительно отходил в самый неблагоприятный момент, когда группа уже успела себя обнаружить.

– Что там у вас стряслось?

– Да так. Какая–то глупая неувязка. Дали приказ вернуться на базу.

– Напарник мой немного чеченский понимал, – продолжал Григорий. – Короче, он сказал мне, что накануне в лагерь приехал очень важный человек. Боевики его называли странно – то ли мак, а может быть, маг, – он не понял. Но точно уловил, что этот маг обещал боевикам какую – то штуковину проделать, силу свою показать. Они перед ним на колени падали, край одежды целовали. Не все, правда. Скорее всего, самые одержимые. Короче, фанатики.

Впереди неожиданно проступили во тьме очертания высокого ограждения – сетка «рабица» с мелкими ячейками, сцепленными между собой кольчужным узором. Преграда не выглядела серьезной для профессионала класса Дмитрия, но в лесу у него автоматически обострялось чутье, и он ощутил, что реально систему безопасности на этом участке по периметру обеспечивают видеосистемы, индукционные датчики и лазерная «сетка» между деревьями. Кстати, в стволах некоторых из них были спрятаны на различных уровнях автоматические пулеметы.

– Пограничная зона,- констатировал Одинов. – Дальше нам нельзя. А жаль. Примерно через километр тайги начинается Сихотэ – Алинский заповедник. Нетронутый человеком край. Говорят, там водятся тигры и гималайские медведи.

– Вот бы где поохотиться! – мечтательно протянул Григорий. – Привезти бы станичникам отсюда хотя бы рога какого- нибудь горного оленя – их, кажется, называют здесь изюбрами.

Дмитрий молча вслушивался в отдаленные звуки живой природы, рождающие ночную симфонию. Он думал совсем о другом – о том, что за этой чертой властвуют совершенно иные законы жизни, главным принципом которых была свобода.

 


<- Глава 8          Глава 10 ->